Название статьи

Зачем изучать историю кинематографа?

Каждый раз, когда речь заходит об истории кино, встаёт вопрос: «А зачем нужна история кинематографа?», «Зачем смотреть эти старые фильмы?». Для меня этот вопрос из разряда: «А зачем читать книги, написанные в прошлом веке?», «А зачем смотреть картины, написанные не одно столетие назад?», «Зачем слушать Моцарта или Баха?» Зачем? При этом язык не поворачивается говорить о произведениях Шекспира — «старые книги», или о полотнах Рембрандта — «старые картины». Когда хотят подчеркнуть время, тронувшее картины, говорят «старинные». А фильмы называют старые, будто пришпилив ярлык «устаревшие».

Особенно ставил в тупик этот вопрос в бизнес-сообществах. Человек хочет заработать деньги, ему надо знать, как строить бизнес или финансы. Понятно, зачем ему нужен курс условно по предпринимательству. Или человек хочет научиться продвигать продукты, опять же, чтобы зарабатывать деньги, и для этого нужны знания о том, как это делать в социальных сетях — понятно, ему нужен курс по SMM. А человеку, который хочет продавать, но не умеет писать, нужен курс по написанию текстов. И так далее. Польза таких курсов очевидна. Вопросов «зачем они нужны» не возникает.

Мне же всё это время твердили, что никому это не нужно, что люди платят деньги только за те курсы, которые помогают зарабатывать. А что твоё кино? Да тем более история? Маркетологи вопрошали: «Какую боль клиента закрывает твой курс?» Инфобизнесмены восклицали: «Тут нет ни инфо, ни биза, не масштабируется», рекламщики разводили руками: «Письма? Да, никто не читает письма», аналитики требовали подробный аватар клиента, друзья скептически качали головой. И у всех звучал один вопрос: «А деньги где?» Я робко озиралась по сторонам в поисках чего-то похожего и утешала себя тем, что раз это интересно мне — значит должно быть и кому-то ещё. Не могу же быть одна такая? Я нон-стоп занимаюсь образованием и самообразованием. Для меня это основа развития личности. Когда развиваюсь, иду вперёд.

И если литература, музыка и живопись хоть в какой-то форме изучается в школах, то кино — нет. Не изучается и в институтах, за исключением специализированных. Есть художественные и музыкальные школы, а вот киношкол — нет. Только школы актёрского мастерства, но там не изучается кино как искусство. Поэтому весь этот пласт проходит мимо. Даже культурных и образованных людей.

Изучать искусство — для меня не про то, чтобы закрыть какую-то боль. Это про погружение в другие эпохи. Смотреть первые фильмы Люмьеров — видеть, как жили люди в конце 19 века, в чём ходили, как двигались, что ели на завтрак — удивительно. Через историю киноискусства можно проследить всю историю XX века. Каждое направление в кино было обусловлено изменениями, которые происходили в обществе. И сквозь призму кинематографа история предстаёт объёмнее, более выпукло, начинаешь не просто думать о датах, а проводить связи, почему после поражения Германии в Первой мировой войне появился киноэкспрессионизм, почему люди вообще уходили в абстракции. Почему именно двадцатые годы наполнены сюрреализмом, авангардом, экспрессионизмом? Почему в 40-х в Америке процветает нуар, а в Европе появляется неореализм? Как происходила эволюция жанров, как возникали новые направления, как на кинематограф влияли научные открытия и культурные явления?

Но зачем это кому-то знать?

Зачем вообще изучать историю кинематографа?

Какую боль она закрывает?

Кинематограф — это про погружение в другие миры: весёлые, воздушные, страшные, беспощадные, эстетские, вычурные, настоящие. И путешествуя только в мире настоящего, лишаешься миров прошлого. Увы, часто современные картины хорошо и не очень копируют то, что было создано великими мастерами прошлого. Можно сколько угодно раз скопировать Джоконду, а она так и будет одной-единственной и неповторимой — Леонардо да Винчи. И представьте, что вы видели только её копии?

История кинематографа — это особый взгляд на мир прошлого, мы видим его таким, каким рисует режиссёр, фильм отражает лишь то, что хотел сказать режиссёр. А мы можем опять только задаваться вопросами, а почему автор хотел, чтобы мы увидели именно это?

История кинематографа — это разрыв шаблонов, через картины прошлого очень часто видим совершенно незнакомые грани реальности того или иного времени. И эти ниточки обычно тянутся и к настоящему. Какие-то из них прерываются, какие-то — дотягиваются, какие-то спутываются в клубок, который совершенно невозможно размотать.

История кинематографа — это про поиск визуальных образов, метафор. Это постоянный, непрекращающийся эксперимент с цветом, формой, светом, тенью и монтажом. От первых фантастических опытов Мельеса до «Космической одиссеи» Кубрика. От безумного монтажа Эйзенштейна, когда глаз еле успевает считывать изображение, до тягучих, плавных сцен Тарковского. От спрессованного времени за завтраком Чарльза Фостера Кейна до головокружительного пробега Вероники в «Летят журавли». Это бесконечное ощущение удивления. Как? Как это могли снять в то время? Как они это придумали? Как это вообще пришло в голову?

История кинематографа — это про выход из зоны комфорта. Одни картины вызывают недоумение. Другие — заполняют собой всё, расходятся теплом по телу. Третьи — занозой усаживаются в памяти и не отпускают. Это всегда разговор. Иногда хочется спорить с автором, представлять свои аргументы и не соглашаться с его трактовкой. Иногда смотришь фильм десять раз и в бешенстве безмолвно орёшь: «Да, что он вообще этим хотел сказать?» А иногда просто молчишь, потому что нет слов описать то, что происходит внутри. Режиссёр даёт лишь направление, а куда дальше зайдёт зритель — никому не известно.

История кинематографа — это про путь к себе, своим чувствам. Это про перехватывание едва уловимых сигналов, что откликается, что нет. Это исследование своих тончайших настроек: на ложь, юмор, честность, открытость. Через проблемы героев часто легче понять свои собственные.

История кинематографа — это гигантская головоломка, которая складывается из крупных планов Ингмара Бергмана и минимализма Робера Брессона, поэтического «Июльского дождя» Марлена Хуциева и заряжающих «Поющих под дождём» Стэнли Донена и Джина Келли, волшебного калейдоскопа Сергея Параджанова и тотального отчуждения Антониони, «Неба над Берлином» Вима Вендерса и «Метрополиса» Фрица Ланга. Весь этот пазл можно собирать бесконечно, встраивая туда новые сцена, кадры и смыслы.

Так какую боль закрывает история кинематографа? Да, никакую. Это страсть, жажда, мурашки по коже, это история человечества и человечности. И никакой совершенно рациональной пользы в этом нет. Вы не станете богаче и умнее. Не найдете мужа и жену. Не научитесь писать продающие тексты и делать цепляющие картинки. Но соприкоснётесь с совершенно другим миром, удивительным и невероятным.

Так что для меня «КиноОдиссея» — это не бизнес, это дело жизни.
И никакой пользы от него нет. Только радость и желание делиться прекрасным.